ЗАЩИТА СЕРЕЖИ.
В 1988 году я готовился закончить Суриковский институт.
Должен был в 1997, но вот так уж. Хитрым я был и взял академ на 6-ом курсе и два года красил диплом.
Поэтому я удостоился чести защищается вместе с Сережей.
Его диплом был огромным и ему выделили под мастерскую спортзал. По габаритам огромным.
Испытывая невольный трепет перед Сережей, его смелостью и бескомпромиссностью в трактовках жизненных устоев я тихо входил в спортзал, опасливо косясь на штангу и гири безмолвно лежащих у входа в зал и, если Сережа был в духе, расспрашивал его - Чего это он тут делает?
Сережа милостиво, повторяю - если был в духе, объяснял;
- Видишь ли Вова, мы живем в ужасном, погрязшем в грехах и мерзости жидовской, городе Москве. Они, жиды, захватили все ключевые посты в советской иерархии, и тайно, прикрываясь русскими фамилиями, руководят нами. Но я, не хочу поддаваться их разрушительному влиянию и протестую против этого своей картиной. Картиной-метафорой. Картиной-притчей.
Голос Сережи, высокий и слегка надтреснутый, обретал обертоны экскурсовода в Третьяковке.
- Видишь ли, Вова, вот - свадьба. Празднуется она, как видишь, чуть ли не Красной площади. Жених - русский, простой паренек, а невеста у него, конечно - еврейка. Видишь ветром распахнуло ее длинную фату и она обвила, как змея жертву, нашего паренька? Главная смысловая линия картины - это линия взгляда матери жениха направленного в глаза сыну. Мать в ужасе - Что же ты делаешь, Сын? Красное пятно шарика символизирует ужас и тревогу Матери за судьбу Сына.
Сын, безвольно указывает на беременный живот невесты...
Рядом стоит отец жениха. Он явно пьяненький. Его обнимает за плечи, руки в перчатках! отец невесты, мерзкий и лицемерный. У отца жениха в руках авоська с пустой бутылкой. (позже Сергей авоську записал сумкой с портретом Высоцкого. Видимо, посчитал, что бутылка - слишком лобово.).
Затем, фигура простой русской, пожилой женщины, которая уходит от этой вакханалии! У нее сумка с надписью - Любовь. Но написано Любовь - на английском! Сам понимаешь, к чему это я...
Далее - фигура молодой женщины с ребенком. Ребенок в Гневе!- обернулся к зрителю. Женщина тоже уходит от этого шабаша в строну ворот Александровского сада. Там, в глубине - видишь? - люди с красными флагами идут к Вечному Огню почтить Память героев войны. Они огорожены от площади турникетами. Турникеты охраняют держиморды-менты.
Далее, в другую сторону от фигуры Матери, группа жидов во главе с мерзким раввином. Раввин мерзко смеется рассказывая анекдот о глупых, никчемных русских. Между прочим - о нас с тобой, Вова.
(За этой группой ранее, был силуэт узбека в тюбетейке. На лице его была смесь хитрой улыбки и скепсиса. Сергей, зная что я родом из Азии - миролюбиво пояснил мне - Видишь ли, Вова, мусульмане занимают серединную позицию. Неопределенную. Они, пока, в сомнениях. Но это - не надолго!)
Как черный обелиск на площадь врывается правительственный ЗИЛ, обслуживающий это непотребство! ЗИЛ хищно скалится. К его зубам прибита розовыми ленточками распятая русская кукла. В его лобовом стекле отражается гостиница "Метрополь" - рассадник блуда. Номер ЗИЛа, конечно - 666.
Рядом, еще одна пожилая женщина в красном берете. Она с школьным портфелем в руке ведет в школу внучку-мулатку. Внучка тоже символ. Ты же, понимаешь чего, Вова?
(За этой женщиной сам Сережа стоит. Он конечно, отвернулся от главного действа. На его лице, тоже выражение беспокойства и тревоги. О своем участии в этой картине, Сережа скромно умолчал тогда. Но я - все видел!)
Все это, происходит осенью. На закате времени сатаны. На Кремлем - тяжелые, серые тучи. И только над Вечным Огнем - солнце!
Над всем этим Апокалипсисом, вернее его предтечей, кучи черного воронья в небе, кружащих над нашей с тобой, Вова, Москвой...
Во время этой экскурсии я заворожено молчал, кивая, давая понять Сереже, что и я - все, все понимаю!
Я позволил себе, только один вопрос:
- Сережа, а почему у уходящего в гневе мальчика в руках Чебурашка?
- Потому что, Вова, Чебурашка плод еврейской, больной фантазии. Зверь без роду и племени!
"Так опустим же занавес милосердия над этой сценой!"
(Марк Твен. Том Сойер. Глава 2.)
